Уйти, чтобы вернуться

 

 

 

— Алла Алексеевна, какими заботами сейчас живете?

— Мы отправляем 20 детей в лагеря Святогорска и Днепропетровской области. Поедут дети из так называемой воскресной группы, это те, кто не идет домой в выходные, так как и идти особо некуда, условия их жизни в семьях таковы, что домой к родителям мы их не можем отпускать. Так что в августе детей в интернате не останется, вплотную начнется ремонт. Конечно, не все так гладко и с оздоровлением, не все, кому можно, поедут в лагерь. Например, ребенок из многодетной семьи подлежит оздоровлению, но родители не оформили документы и не стоят на учете в УТиСЗН, не прописан паспорт и т. д. Проще отправить детей диспансерной группы, справки сами можем оформить. Более половины наших воспитанников относятся к диспансерной группе. Приходят в первый класс с нарушением осанки, зрения, отставанием в физическом развитии — у нас в основном дети из неблагополучных семей. Иногда приводят из таких семей, что первоклассники наши не умеют есть твердую пищу, их не научили жевать. Спрашиваем, — чем мама дома кормила, — супом, — отвечают.

— Ваш уход дело уже решенное?

— Да, я сдаю потихоньку дела, но меня сейчас волнует не сколько мой уход, сколько вопрос, — найдем ли опекуна нашему 15‑летнему парнишке или он отправится в детдом. Папу он похоронил, а мама от него отказалась и слушать не захотела уговоров? Такая у нас сейчас проблема. Если не найдем ответа, то он отправится с сентября в детдом, а ему хочется остаться у нас. Где опекунов ищем? Да среди своих сотрудников и знакомых. У нас работает Лена, наша же выпускница, супруг ее тоже заканчивал интернат, у них двое своих мальчишек, они взяли под опеку ребенка. Мы в какую зря семью не отдадим детей. Часто обращаемся через религиозные организации любых конфессий, они помогают найти опекунов среди своих прихожан. А что касается причин моего ухода, то они связаны с возрастом, я уже пенсионерка, к тому же у меня добавились домашние обязанности — родилась внучка. Правда, немного покоробило, что в прошлом году планы прежнего руководства города заменить руководителей-пенсионеров не были ни разу озвучены. Могли бы и прямо сказать. Кстати, И. Ягмурова, новый руководитель горуо, не настаивала на моем уходе, но я уже и сама приняла решение. Честно говоря, немного устала, не от детей или родителей, а оттого, что интернат часто люди воспринимают, как нечто ущербное.

— Что из задуманного удалось воплотить, что считаете своим достижением?

— Пришла в интернат я из горкома партии, но вообще‑то я учитель. Мне еще со студенческих времен хотелось работать с детьми, которые нуждаются в индивидуальном подходе. 3 января 1991 года приняла интернат, и пришлось с ходу пройти «боевое крещение». Через три дня из‑за неполадок на котельной система отопления разморозилась, а на дворе минус 26. Пришлось спасать интернат, собрали директоров школ, каждый завод дал бригаду. Стройматериалы добывали, где только можно было, но нам помогли все. А потом потихоньку стали налаживаться спонсорские связи, помогает много «Конти», помогал и «Мегатекс», можно очень много перечислять помощников. И частные лица — у нас есть одна семья константиновцев, они баптисты, уехали в Америку, муж учился когда‑то в нашем интернате, они помогают через свою бабушку, живущую в городе. Она приходит, идет с детьми на рынок, покупает им одежду и обувь, а в интернат — то гардины, то дорожки, что нам нужнее в данный момент. Подарили компьютер, у нас есть еще 4 в кабинете физики, и дети полностью проходят школу ПК. А удачи и достижения — они только в ежедневной работе.

Я дежурю по воскресеньям, работаю как воспитатель, учимся стирать (у нас машины-автоматические). Дети четко знают — в этот день они стаскивают в стирку всю одежду. Учимся накрывать столы, заваривать чай, готовить простенькие блюда. Пытаемся привить детворе минимальные бытовые навыки. День именинника празднуем вместе, всей школой, но для воскресной группы он проводится отдельно, этим детям дома никто конфет не даст. У нас горячая вода постоянно, душ два раза в день — не проблема, чистые постели, хорошее мыло и шампунь, у детей есть возможность следить за собой. Главное, чего старалась достичь — это создать детям условия, как можно ближе к домашним, чтобы они не чувствовали себя в казенной    атмосфере. У одного нашего воспитанника Георгия мама ослепла и умерла. Ребенок, когда к нам перебирался, забрал с собой паласик и коврики, попросил постелить в спальне, чтобы что‑то о доме напоминало. У нас так заведено — хочешь днем поспать, полежать — пожалуйста, разрешаем. В семье ведь тоже так. Перед телевизором тоже можно поваляться на диване, а не сидеть, как истукан. Разве что сладенького им всегда хочется, на этот случай у каждого воспитателя всегда «заначка» для детей какая‑то есть.

Поначалу все эти детали из жизни детей меня до слез доводили. Но с годами поняла — все, что можно сделать для них, это максимально уделять им внимание, все время быть с ними. Я ночую часто в интернате, когда дежурство вечером заканчивается. Сидим наверху с ними, разговариваем перед сном о жизни.

— Насколько актуальна сейчас для интерната проблема детского бродяжничества, краж, правонарушений?

— У нас с 2008 года практически нет преступлений, совершенных нашими детьми, правда, были судебные разбирательства с 2007 года. Но уже год, тьфу-тьфу, наши краж не совершали. Может дети изменились, да и питание у нас нормальное, многие развлечения детские — компьютеры и телевизор — доступны и в стенах интерната. Нет сейчас и интернатских попрошаек, правда сейчас один из сирот числится в розыске — бродяжничает, жизнь одиночки ему нравится больше.

Владика вы видели, помните, несколько лет назад были маленькие бродяжки‑токсикоманы — он один из них. По подвалам и люкам скитался и побирался с 5 лет, мать лишена родительских прав. Болтался так до 5 класса, мы его забрали с улицы, зачислили к нам. Сейчас ему 17 лет, он поздоровел, окреп, 9 класс закончил и едет в Краматорск учиться на автослесаря. Игромания нам очень досаждала. Того же Георгия пришлось лечить от этой зависимости в Донецке в психоневрологическом диспансере. Месяц там был, вернулся в апреле в нормальном, адекватном виде. К счастью, и игровой бизнес запретили, я двумя руками за это. Мы сколько раз отлавливали игроков наших, сейчас автоматы прижали, это облегчение для нас.

— С проблемой грубости или агрессии к учителям сталкивались?

— Чего‑то вопиющего не случалось, слава Богу, но бывает, что ученики грубят. Мы разбираемся, но стараемся подходить к таким явлениям терпимо. Учитывая, в каких условиях живут ребята в семьях, они еще «золотые» дети. Ну, и надо сказать, что всем подряд они не грубят, дети четко чувствуют фальшь.

— Разочарования в работе были, и если да, то какие?

— Только одно — очень больно, когда наши дети ломаются после интерната, не выдерживают новой самостоятельной жизни. Мы их как можем готовим, но у нас‑то мягче условия. К сожалению, многие после школы попадают в места не столь отдаленные. Возвращаются оттуда, приходят к нам, а куда им идти? Берем ответственность, разрешаем пожить, помогаем сделать паспорта. Три месяца на свободе, и опять — туда. Был один у нас ученик — сирота Сергей, намучились с ним мы. Когда его посадили, ему лет 17 было. Выручали, как могли, передачи простенькие собирали. Он вышел в марте — с центром социальных служб мы помогли сделать паспорт, сохранили ему квартиру, парень начал работать в Донецке. А в мае опять попал за решетку — на выходных старые друзья подвернулись и с ними за компанию он магазин обчистил. Но человеку уже 20 лет, я помочь уже не могу, теперь он сам за себя отвечает. Все это оставляет ощущение разочарования потраченных впустую усилий и где‑то даже обиды.

Конечно, есть и более благополучные дети, которые учатся, получают профессию, как наша Катя — закончила третий курс краматорского лицея, сейчас идет в институт. Но такой исход вероятен для детей‑сирот, их поддерживает государство, пенсии сохраняются до 23 лет, и пока ребенок у нас, она накапливается на счете, они не остаются без копейки. А вот у социальных сирот возможностей меньше, тут играют роль и среда, в которую они возвращаются, и наследственность.

— Сейчас число ваших воспитанников сильно уменьшилось, в чем причина?

— В 2005 году мы перешли в один спально-учебный корпус, а раньше занимали три. Двадцать лет назад тут учился 461 ребенок, сегодня их 120. Детей на гособеспечении с сентября у нас не останется — они будут переведены в донецкие специализированные интернаты. У нас будут будут только те, у кого опекуны есть в городе, и дети из неблагополучных и малообеспеченных семей. Константиновцев вообще стало меньше, так что и детей мало. Хотя, если проанализировать семейное положение многих ребят, условия их жизни в семьях, то боюсь, пополнение для интерната найдется. Школы не рвутся отправлять нам детей, это ведь связано с учебными часами, численностью классов, а значит, и нагрузкой учителей. В этом году нам прислали детей из одного районного учебного заведения аж 31 мая, как будто раньше не знали, что в семье трагедия — мать пьет по‑черному и присмотра за ними нет. Дотянут в школе до восьмого класса такого ребенка, когда учителям уже сладу с ним нет, а потом нам отправляют, когда уже исправить ничего нельзя. Да и мы их не всегда взять можем. Одна из городских школ хотела отправить нам такую же несчастную девочку уже в 7 классе. Провели медосмотр и у нее обнаружилась дифтерия, мы взять ее не имеем права, это инфекционная болезнь.

— Не тяжело ли будет расставаться с родными интернатскими стенами?

— А я никуда из интерната и не ухожу. Покидаю только директорское кресло, но планирую остаться в этих стенах воспитателем, так что с детьми я не расстанусь. А новому директору пригодится мой опыт, это только хорошо.

Записала В. Гейзер.