Среди мероприятий, проходивших в городе к 9 мая, это — самое скромное. В Сергеевскую балку, за городскую черту, не с руки добираться большому начальству, школьников для массовки возить. Дважды в год здесь бывают только представители еврейской общины города — в начале мая и в конце июня, в дни окончания войны и ее начала навещают место убийства более пяти тысяч человек гражданского населения.
В прошедшую пятницу, накануне Дня Победы, два десятка человек, в основном пожилых людей из еврейской общины, совершили ритуал, который свято чтят и считают своим долгом — приехали возложить цветы к константиновскому Бабьему Яру.
Митинг был скромный — место, буквально усыпанное человеческими костями, не располагает к пафосу. Да и обстановка вокруг обелиска не напоминает монументальную скорбь официальных мемориальных комплексов — степной зной, шум шоссе, отары овец, пасущихся вокруг. Жирный «мазок» к реальности добавляют курганы городской свалки и смрад городских очистных сооружений, расположенных неподалеку. Тех, кто приносит сюда цветы, окружающая обстановка не шокирует, об этом месте, где смерть кажется особенно грязной, уже ушедшие свидетели рассказывали и более страшные вещи. О том, как детьми катались здесь на санках и видели фашистов, расстреливающих людей, как через год в Торец течением ручья выносило скелеты в тельняшках и гимнастерках, как вода из проклятого места уносила детские игрушки…
Бэлла Историк, член еврейской общины и городского совета ветеранов: «В совете ветеранов есть Книга скорби. Мы разыскали лишь небольшую часть имен расстрелянных, четких списков нигде не существует. Так что сведения мы брали у родственников. Трудно сказать, сколько здесь лежит людей — официально считается, что здесь погибли около 5 тысяч человек, но, скорее всего, раза в два больше. Мне хотелось бы ликвидировать представление о Сергеевской балке только как о трагедии исключительно еврейского народа — здесь лежат люди многих других национальностей, бывшие военнопленные из концлагеря, подпольщики, беженцы. Спасибо, конечно, горводоканалу, он все‑таки подправляет памятник перед праздниками. Но это место заслуживает большего внимания, большего проявления скорби и памяти, ведь это фактически наш константиновский Бабий Яр».
Побывав в Сергеевской балке, понимаешь, что это место особое — фантасмагория, перемешавшая высокую трагедию и горькую насмешку над погибшими. Начать с того, что памятник стоит на месте, где никакой братской могилы нет. Николай Стукан, журналист, много лет предметно занимавшийся историей балки, друживший со свидетелем расстрелов, жителем Червоного Владимиром Морозом, рассказал, что перед установкой обелиска проводились геодезические работы. Холм пробурили вглубь на десяток метров — в грунте человеческих останков не нашли. «Расстрелы людей проходили на сотню метров левее от памятника, — рассказывает Николай Павлович. — Их кости лежат в овраге, заросшем лесом, вдоль водостока дамбы и под самой дамбой. Примерно в 70‑е годы, когда возводили эту плотину, бульдозеры сгребали для нее грунт вперемешку с костями. Еще часть захоронений находится теперь под территорией городской свалки».
С самим памятником, по словам Н. Стукана, история тоже вышла туманная. Он совсем не тот, каким был задуман. В 2003 году еврейская община решила выстроить новый мемориал, к годовщине освобождения города. Начали собирать деньги, выбрали на конкурсе проект — 16‑метровую железобетонную стелу, символизирующую древо жизни и опирающуюся на мраморную плиту. Собрали несколько тысяч, чтобы заложить фундамент, отдали тогдашнему мэру Ю. Роженко, пообещавшему, что город поучаствует и он лично займется этим делом. В итоге, деньги волшебным образом дематериализовались, зато в городе тогда появилось новое украшение — каменные львы. А общине пришлось собирать на памятник заново и обелиск получился значительно более скромным.
Может, городским чиновникам к такому непритязательному монументу ходить неловко, вероятно поэтому это место на протяжении десятков лет не фигурирует в «военных» торжествах. Хотя, может, это даже к лучшему. Цветы здесь все равно появляются дважды в год и без участия отцов города, и память об убиенных людях остается живой и настоящей, без отчетов и клише.
В. Гейзер.