В нашем краеведческом музее сохранились интересные документы, передающие дух Константиновки 1926-го года. Это сдвоенный номер 21-22 литературно-художественного журнала “Забой”, издающегося органом Союза пролетарских писателей и поэтов Донбасса. Уникальный ноябрьский выпуск “Забоя” посвящен только Константиновке и, прежде всего, развитию в городе промышленности.
Просматривая журнал, диву даешься - как похоже то время на наше! Вот уж, воистину, история развивается по спирали. Там только что ушли бельгийцы, сегодня они опять посещают памятные места. Тогда, как и сейчас, с огромным трудом восстанавливались заводы, пускалось оборудование. Бутылочный ждал и радовался выпуску первой, после долгого простоя, бутылки. Разбирали старый стекольный, чтобы построить новый. Строился химзавод. Искали инвестиции, ездили учиться в Европу и Америку.
Только тогда на осколках капитализма строили коммунизм, сейчас на осколках коммунизма строим капитализм.
И журнал, как машина времени, возвращает нас в ту эпоху:
Мне ль забыть, как трубы в гору не дымили,
Как мертвецким сном все на заводе спало,
Как гудки обычно больше не гудели,
Как клещами время горло труб зажало.
Мне ль забыть, как домны жаркие потухли,
Как станки объяла сразу немота,
Как ремни от пыли клейкой понабухли,
И кругом смеялась страшно пустота.
... А сейчас завод наш во всю мочь грохочет,
Домны пышут жаром и станки гудят,
Ширится завод наш, - свой, родной, рабочий,
Глядь - и труб дымящих вырастает рать.
Это стихи Марии Якобсон, константиновской поэтессы. О писателях и журналистах той поры особый разговор. Как и сейчас, они были активны, как и сейчас объединялись в творческие и журналистские Союзы (константиновская ячейка “Забоя”), но, как говорится, тогда все они “вышли из народа”:
“Это - люди новой земли, - пишется в журнале. - Они поднялись из продымленных, закопченных конур и стали творить. Пролетарский писатель создает новые формы. Оттого некоторым и непонятна поэзия новых дней... Оттого же и сказал кто-то, когда константиновская литературная ячейка “Забоя” выпустила свой учебный труд - сборник “Рабочие Удары”: “Ничего не понимаю”. Пролетарской песни не понять человеку отошедшего мира.
Константиновская литературная ячейка “Забоя” выросла в дни великой стройки, в копоти и в дыму. И лучшие дни ячейки прошли в учебе”. Чуть ослабла ячейка сейчас, но зато сильнее стали сами забойцы”.
Кроме Якобсон, в журнале рассказано о Петре Ульяненко, Петре Ничволодове. Но выделен особо Василий Гайворонский.
Мы уже рассказывали о необычной судьбе этого человека и “Забой” дополняет его портрет интересными моментами становления Гайворонского как художника слова.
“Василий Гайворонский, - читаем мы в очерке редактора «Забоя», - несомненно, наиболее талантливый из забойцев. Я его встретил впервые в резном магазине на стекольном заводе за уборкой боя-стекла. Это был длинный, сухой парень, который “хотел”, но “не умел”. “Рабочая Газета” и “Кочегарка” стали печатать его заметки. Отсюда - длительный путь рабкоровской учебы, тяжелой, серьезной. Стычки с десятником, перебранка с начальством. Когда-то константиновская организация рабкоров была одной из наиболее крепких и активных организаций в Донбассе. Здесь-то Гайворонский и получил первые уроки литературной грамоты и свое первое литературное крещение.
Любимые темы Гайворонского - завод, рабочая семья.
Первый рассказ Гайворонского “День” был помещен в харьковском журнале “Знание”. Удачный рассказ привлек внимание литературных кругов Донбасса. И Гайворонский стал расти.
Гайворонский не ноет. Он смеется над уродствами нашего быта широким, раскатистым смехом, он призывает к жизни, к труду. Он не теряется в бесконечных волнах жизни, он верит.
“....Хотелось подойти к стенам, трубам, ко всему растущему, погладить, как котенка, и сказать: - Расти, дружище, мы ждем”... (“Патриоты”).
Таков Гайворонский. Даровитый, начинающий пролетарский писатель. Он уже много написал. Имя его уже знают не только донецкие, но и московские журналы (“Комсомолия”, “Экран”).
Один недостаток у Гайворонского: он очень много и очень быстро пишет. Это не дает возможности хорошо квалифицироваться.
Гайворонскому надо учиться. Способности у него большие и будущее его может быть очень ярким”.
Этот чрезвычайно информационный портрет еще раз характеризует Василия Андреевича как плоть от плоти константиновца.
В декабре этого года исполняется сто лет со дня рождения Гайворонского, и в честь этого мы начинаем публиковать произведения нашего земляка. Вчитайтесь, окунитесь в эпоху становления нашего города, превращение его в мощный индустриальный центр. Ощутите настроения людей, расстающихся со старой эпохой и вступающих в новую. Почувствуйте неразрывность времен.
Мы благодарим краеведческий музей за предоставленные материалы.
Общий вид г. Константиновка, 1926 г.
Просматривая журнал, диву даешься - как похоже то время на наше! Вот уж, воистину, история развивается по спирали. Там только что ушли бельгийцы, сегодня они опять посещают памятные места. Тогда, как и сейчас, с огромным трудом восстанавливались заводы, пускалось оборудование. Бутылочный ждал и радовался выпуску первой, после долгого простоя, бутылки. Разбирали старый стекольный, чтобы построить новый. Строился химзавод. Искали инвестиции, ездили учиться в Европу и Америку.
Только тогда на осколках капитализма строили коммунизм, сейчас на осколках коммунизма строим капитализм.
И журнал, как машина времени, возвращает нас в ту эпоху:
Мне ль забыть, как трубы в гору не дымили,
Как мертвецким сном все на заводе спало,
Как гудки обычно больше не гудели,
Как клещами время горло труб зажало.
Мне ль забыть, как домны жаркие потухли,
Как станки объяла сразу немота,
Как ремни от пыли клейкой понабухли,
И кругом смеялась страшно пустота.
... А сейчас завод наш во всю мочь грохочет,
Домны пышут жаром и станки гудят,
Ширится завод наш, - свой, родной, рабочий,
Глядь - и труб дымящих вырастает рать.
Это стихи Марии Якобсон, константиновской поэтессы. О писателях и журналистах той поры особый разговор. Как и сейчас, они были активны, как и сейчас объединялись в творческие и журналистские Союзы (константиновская ячейка “Забоя”), но, как говорится, тогда все они “вышли из народа”:
“Это - люди новой земли, - пишется в журнале. - Они поднялись из продымленных, закопченных конур и стали творить. Пролетарский писатель создает новые формы. Оттого некоторым и непонятна поэзия новых дней... Оттого же и сказал кто-то, когда константиновская литературная ячейка “Забоя” выпустила свой учебный труд - сборник “Рабочие Удары”: “Ничего не понимаю”. Пролетарской песни не понять человеку отошедшего мира.
Константиновская литературная ячейка “Забоя” выросла в дни великой стройки, в копоти и в дыму. И лучшие дни ячейки прошли в учебе”. Чуть ослабла ячейка сейчас, но зато сильнее стали сами забойцы”.
Кроме Якобсон, в журнале рассказано о Петре Ульяненко, Петре Ничволодове. Но выделен особо Василий Гайворонский.
Мы уже рассказывали о необычной судьбе этого человека и “Забой” дополняет его портрет интересными моментами становления Гайворонского как художника слова.
“Василий Гайворонский, - читаем мы в очерке редактора «Забоя», - несомненно, наиболее талантливый из забойцев. Я его встретил впервые в резном магазине на стекольном заводе за уборкой боя-стекла. Это был длинный, сухой парень, который “хотел”, но “не умел”. “Рабочая Газета” и “Кочегарка” стали печатать его заметки. Отсюда - длительный путь рабкоровской учебы, тяжелой, серьезной. Стычки с десятником, перебранка с начальством. Когда-то константиновская организация рабкоров была одной из наиболее крепких и активных организаций в Донбассе. Здесь-то Гайворонский и получил первые уроки литературной грамоты и свое первое литературное крещение.
Любимые темы Гайворонского - завод, рабочая семья.
Первый рассказ Гайворонского “День” был помещен в харьковском журнале “Знание”. Удачный рассказ привлек внимание литературных кругов Донбасса. И Гайворонский стал расти.
Гайворонский не ноет. Он смеется над уродствами нашего быта широким, раскатистым смехом, он призывает к жизни, к труду. Он не теряется в бесконечных волнах жизни, он верит.
“....Хотелось подойти к стенам, трубам, ко всему растущему, погладить, как котенка, и сказать: - Расти, дружище, мы ждем”... (“Патриоты”).
Таков Гайворонский. Даровитый, начинающий пролетарский писатель. Он уже много написал. Имя его уже знают не только донецкие, но и московские журналы (“Комсомолия”, “Экран”).
Один недостаток у Гайворонского: он очень много и очень быстро пишет. Это не дает возможности хорошо квалифицироваться.
Гайворонскому надо учиться. Способности у него большие и будущее его может быть очень ярким”.
Этот чрезвычайно информационный портрет еще раз характеризует Василия Андреевича как плоть от плоти константиновца.
В декабре этого года исполняется сто лет со дня рождения Гайворонского, и в честь этого мы начинаем публиковать произведения нашего земляка. Вчитайтесь, окунитесь в эпоху становления нашего города, превращение его в мощный индустриальный центр. Ощутите настроения людей, расстающихся со старой эпохой и вступающих в новую. Почувствуйте неразрывность времен.
Мы благодарим краеведческий музей за предоставленные материалы.
В. Березин.
Даровитый писатель или... маленький человек на службе
Только тогда на осколках капитализма строили коммунизм, сейчас на осколках коммунизма строим капитализм.
Думаю, автор сам не понял, что он сказал. Вставил для красного словца, а попал в яблочко. В принципе, пора смеяться, когда речь заходит о противопоставлении коммунизма и капитализма, социализма и капитализма и т.д. Это разговор на уровне детского садика, в школе люди уже начинают различать свой интерес вне зависимости от навязываемой им извне модели отношений. И в детском садике "различают", но авторитет взрослых еще непомерно высок, поэтому ребенок находится под непомерным для его силенок идеологическим прессом. В точности как советский человек. Сущий ребенок, ему подумать о семье, об условиях жизни для семьи, со всеми вытекающими отсюда "мещанскими" запросами, а он индустриализация, коллективизация и ничего ему больше не надо от этой жизни. Понятно, что НАДО, и советский человек это осознавал, но как только рождались вопросы, то совка сразу били "дубиной Гайворонского" по голове. Для начала.
Чтобы вы не говорили, но "певец индустриализации" всего лишь жалкий агитатор, который вместо того, чтобы со своим народом строить Беломор-канал (раз так случилось) занимается разъяснительной работой на Беломор-канале. Другими словами, Гайворонский нашел варианты, как удовлетворить (хотя бы частично) свои "мещанские" запросы, ведь агитаторов кормили несколько лучше, чем рабсилу из бараков. Почитайте подшивку старых газет на металлургическом заводе, особенно впечатляет на фоне демонтированных доменных печей.
А вопрос коммунизма и капитализма - это вопрос о том, как эффективнее работать с аборигенами. При такой постановке вопроса Гайворонские становятся востребованными.
А. Быстровский