Путешествие в страну жаббервогов

Это был последний день пребывания Патриции в этом странном городе. Пробыв здесь почти полгода, она никак не могла составить для себя полную картину местности, где жила. Были какие-то отрывочные, не связанные друг с другом, элементы, никак не складывающиеся в одно целое. Скорее всего, думала она, у этих домов, этих людей есть своя тайна. Есть нечто, чего она еще не видела, но без чего понять этот город невозможно. Как, например, нельзя понять Париж без Монмартра, Нью-Йорк без Бродвея, Москву без Арбата.

Она искала, спрашивала, но не находила ответа. Местные жители говорили, что все в порядке, что, побывав на центральных улицах, пообщавшись с молодежью, Патриция уже вполне составила картину местного бытия. Но она чувствовала, что они чего-то не договаривают, что они живут с чем-то главным, что влияет на их существо, делает их непохожими на жителей других городов.

- Хорошо, - смилостивилась в последний день Юла, которая была ближе всех к Патриции, я открою тебе тайну нашего города. Но ты должна знать, что тебе от этого станет плохо. Мы живем, не замечая это место, делая вид, что его не существует. Потому, что если постоянно помнить, что это место есть и оно рядом, то можно свихнуться.

И они пошли. Первым пунктом экскурсии была церковь, расположенная на берегу заросшего камышом пруда. Юла сказала, что этот храм построен как бы на крови разрушенных заводов, разрушенных судеб. Он действительно создан из кирпича и материалов этих заводов. И в нем действительно молятся люди, всю жизнь отдавшие прекратившим свое существование предприятиям.



Пройдя через чрезвычайно замусоренную территорию (местные жители выбрасывают мусор прямо на берег пруда), девушки оказались на краю огромного каньона. На много метров вниз уходили провалы, залитые водой. Сбоку над ними возвышались горы грязной породы. Этот лунный пейзаж назывался свалкой промышленных отходов.   

«Из черной непроглядной дыры тянуло промозглой сыростью. Мягко говоря, не самое приятное ощущение. Какое-то время я простоял, не двигаясь, словно меня огрели чем-то тяжелым. Бессилие рыбы, завернутой в целлофан и запертой в холодильнике».

Здесь они впервые столкнулись с людьми, которых потом они назвали жаббервогами. В грязных одеждах, закрытые капюшонами, эти люди сидели в ложбинках и долбили кайлом землю.



- Что вы здесь делаете? -  спросила Патриция. – Вот, - ответил один из ковыряющихся в земле жаббервогов, протянув на ладошке кусочек металла.  Однако на вопрос, можно ли его сфотографировать, человек злобно ответил отказом. – С ними лучше не связываться, а то и убить могут, - объяснила Юла.

«Жаббервоги живут под землей. В тоннелях, в канализационных шахтах и так далее. Питаются городскими отходами и пьют сточную воду. Людям на глаза, как правило, не показываются. Поэтому об их существовании почти никому не известно. На человека обычно не нападают, но если кто забредет в тоннель, могут заживо съесть».

Сюрреализм происходящего добавляли появляющиеся и пропадающие подобные мрачные люди в наушниках и с металлоискателями в руках.

Дальше был путь по узкой тропинке к реке. Тропинка вилась среди каких-то зеленых земельных куч («Мышьяк», - заметила Юла) и выводила к необычайно красивому пейзажу: ярко желтый берег довольно широкой реки, на котором росли березки.

- Желтизна – это окись железа, - пояснила проводница.

Но поражали родники, бьющие из-под окисленного берега. Они были черного цвета и, стекая в реку, образовывали в ней радужные бензиновые разводы.

Реку в этом месте пересекал железнодорожный мост. Сверху на нем можно было увидеть несколько подростков (юных жаббервогов), откручивающих болты из железных балок-перекрытий. И тут на середине реки они заметили нечто шевелящееся. Это был еще один человек-жаббервог. Одетый в резиновый комбинезон, держась за автомобильную покрышку, он делал движения, опуская и поднимая из-под воды ведро.



«Жаббервоги близко к земле подниматься не любят, а если и поднимаются, то оставляют после себя запах. - Запах? - Такой неприятный запах - рыбы и болотной тины...»

Внезапно, как из-под воды, из камышей вынырнул еще один человек в таком же одеянии. Резким движением, он выбросил на берег два ведра грязи, вычерпанной его товарищем со дна реки. Он почему-то спросил у девушек: - Вы не из Красного Луча? - Нет, - ответила Юла, мы из Черного.

Отойдя немного от водяного жаббервога, Юла сказала, что эти существа собирают из речного ила мелкого червя – трубочника и продают его в качестве корма для аквариумных рыбок.

«- Но почему они не переберутся куда получше? В  лесах всегда много еды, а если уйти на юг, так даже от снега можно спастись. Что их держит именно здесь? - Этого и я не знаю. Но звери не могут уйти далеко. Они принадлежат Городу, они его вечные пленники. Такие же, как мы с тобой».

Дальше путешественницы подошли к остовам (скелетам) и развалинам, оставшимся от заводов. Эта территория была огромна, и по ней то здесь, то там сновали подростки и взрослые с кирками, дробящие остатки стен и фундаментов, добывающие кирпичи и другие строительные материалы. Но девушек поразило другое. Над всем этим, как будто в насмешку над происходящим, возвышалась надпись, выложенная кафельной плиткой на  стене, - «ИДЕИ ЛЕНИНА БЕССМЕРТНЫ!» Это, а также надпись над зияющим пустыми окнами зданием заводоуправления «НАША ЦЕЛЬ - КОММУНИЗМ!», как бы подчеркивали, что это не просто итог развития цивилизации, а «кладбище коммунизма».

Развалины заводов заканчивались и начинались дома близлежащей улицы, которая сплошь представляла  собой мусорные кучи, переходящие в полости и озера, заполненные зловонной жижей.

«- Нужно срочно уходить. Здесь таких дыр навалом, поэтому двигайся очень внимательно. Пиявки, сейчас из ям полезут миллионы пиявок. Если не успеем убежать, они высосут из нас всю кровь, только кожа останется. …Страшнее всего было то, что за нами даже не гнались, нас заманивали в ловушку, предвкушая нашу неотвратимую гибель…»

Целые озера канализации захватывали дух. И вдруг Патриция и Юла услышали странные звуки. Кто-то обо что-то бахкал и лязгал.

«- Но это не канализация, - заметил я. - Канализация дальше. А это воздухоотвод. Слышишь, какая вонь? Я наклонился к отверстию и принюхался. И правда, воняло гадостно. Но после всех прелестей Подземелья даже запах канализации казался родным».

Оказалось, что в одной из ям нет канализации, но внутри нее происходило нечто ужасное: в остатках фекалий барахтались два жаббервога. В резиновых костюмах они били еле виднеющиеся из дерьма трубы кувалдами.



Чтобы не утонули, их тела были перевязаны веревками, выходящими из ямы и прикрепленными к экскаватору. Женщина, стоящая на краю ямы, сказала, что это ее люди, и они пробивают канализационные трубы, забитые мусором. На вопрос девушек, не жаббервоги ли эти резиновые люди, она ответила, что настоящие жаббервоги - это местные жители, которые гадят прямо под себя, выбрасывая мусор возле своих домов.

– Да вот, как раз типичный экземпляр, - сказала она, показав в сторону рукой.

«- Свети только вниз! - Почему? - Потому что они перед носом! На жаббервогов смотреть нельзя. Кто их увидит - больше не сможет пошевелиться».

И это был действительно жаббервог, только женского пола. Нетвердой походкой она пробиралась ближе к канализационной реке, где и опустошила мусорное ведро. Юла спросила женщину, что же она делает? Но в ответ услышала какое-то мычание. Женщина была с синюшным, спившимся лицом и еле ворочала языком…



«Блевать меня тянуло давно. Кишащие под ногами пиявки, их невыносимая вонь, мерзкая слизь и раздирающие воздух хрипы, беспросветная тьма, смертельная усталость и животное стремление тела в любую секунду заснуть - все это слилось в одно целое, охватило стальным обручем желудок и капля за каплей выдавливало его содержимое мне в горло».

- Бежать, только бежать из этого кошмара, - сказала Патриция. - Неужели завтра я буду у себя дома, на родине вальса, среди альпийских лугов и средневековых замков? Но ты, Юла, как ты можешь с этим жить? – А мы нашли выход и живем, как будто ничего этого нет. «…обычный человек не должен выдерживать путешествия в ядро своего сознания. И когда оно все-таки происходит, нейроны ядра пытаются выставить против пришельца блокаду... Вероятно, у нас появилась способность выставлять этому противодействие, эмоциональный панцирь…»

Так Патриция получила разгадку, шифр к пониманию этих людей. Тысячи горожан живут с двумя сознаниями, одно - нормальное, а другое, - связанное с зоной жаббервогов. А перемычка между ними заморожена. И это естественно, если видеть эти скелеты разрушенных заводов, обращать внимание на отравленные воздух, воду, землю, – можно, действительно, свихнуться.

«- Значит, завтра ты уедешь далеко-далеко? - Угу. - Очень сильно запуталась, да? - Настолько, что сама не пойму. Да что там я... Весь мир запутывается больше и больше. Расщепление ядра, раскол в соцлагере, компьютерный прогресс, эмбрионы в пробирке, спутники-шпионы, искусственные органы, лоботомия и так далее. Люди садятся в машину, даже не зная, как ею управлять».