Они встретились в другой жизни...

Ко Дню Великой Победы не только расцветают сады и луга, украшаются города и веси разноцветной кричащей тряпично-бумажной мишурой, а разношерстные чиновники активно потчуют ветеранов словесным разносолом обещаний... Действо длится всего один день, назавтра все будет ими забыто, но ветераны верят, ибо все верующие блаженны.

А теперь две истории о жизни близких мне людей. Две истории о тех, кто имел веру и сохранял надежду в трудные годы войны и по ее победном окончании.

Сашуня и Дима

В период первых ударных пятилеток, когда страна жила энтузиазмом масс, строила социализм и думала о будущем, девушке Саше Колосовой повстречался паренек Дима Ермоленко. Образовалась дружная семья, и в ней появилась дочь Валя. Все было хорошо, да грянула проклятая война.

Александра Алексеевна (на фото слева) с сестрой и ее детьми. 1956 г.

Дмитрий простился с семьей и одним из первых отправился на фронт. К великому сожалению, семья не успела получить от него ни одного солдатского треугольника. Однажды пришло извещение: «Дмитрий Аристархович Ермоленко пропал без вести». Долго теплилась надежда у Александры Алексеевны — Сашуни, как любил называть ее супруг, ведь он не убит, мертвым его никто не видел, значит, надо ждать.

Забегая вперед, скажу, она ждала его всю свою жизнь, ждала его днем, ждала ночью, ждала в молодости и в старости. И кто знает, сколько горьких слез было выплакано в подушку. У человека в душе всегда есть место надежде, ведь она умирает последней.

Неизвестно, как сложилась судьба ее Димы. На фронте, при отступлении, бывало так: бойцы, оставшиеся прикрывать отход части, зачастую не возвращались в строй, а потому считались пропавшими без вести. Воины могли оказаться в другой части, уйти в партизаны, попасть в плен. Смерть являлась последним и далеко не единственным вариантом, и в нее не хотелось верить. Не верила в нее и Сашуня, однако время неумолимо шло, а супруг не давал никаких весточек.

В десятке километров от Святогорска у села Долина были жестокие бои. До сей поры там на полях и в лесах можно найти останки бойцов, фрагменты вооружения и амуниции. Не забыты эти места «черными археологами», кои ищут предпочтительно немецкое — медальон германца в цене, за него немцы-родственники согласны дорого платить. Останки наших бойцов этим проходимцам не нужны, за них взять нечего, и «черных археологов» нисколько не волнует то, что, может, этого бойца ждут дома премного лет, и если не бойца, то хотя бы весточку о нем...

Долгое время Александра Алексеевна не могла никому сказать, что является вдовой погибшего. Наши гражданские акты были составлены не без подлого толкования. Подозрения органов преследовали Сашуню почти всю ее жизнь. Как доказать твердоголовому чиновнику, что боец Ермоленко не подъедается круглогодично на курорте Майями-Бич, что он не прячется в прериях и тропических лесах дельты Амазонки. И если прах бойца истлел где-то в огромном земном шаре, то душа его давно созерцает нас с неба, а мы верим в бессмертие душ.

Чиновники в конце концов все-таки сотворили неприятный казус, подменили букву в фамилии погибшего и заставили старушку бегать по судам, искать довоенных свидетелей, подавать запросы, умолять и кланяться. Все это издевательство достаточно долгое время продолжалось, казалось, ему не будет конца и края.

Пользы от полученного удостоверения «вдовы участника» Александра Алексеевна почти что не получила, ныне ее тело покоится на сантуриновском кладбище, а душа ее убиенного мужа Димы наконец-то встретилась с душой его горячо любимой Сашуни. Давайте поверим в соединение душ, и жизнь станет немного легче.

Немецкий плен спас жизнь, а русский — отнял ее

Перед началом Отечественной войны Григорий Ефимович Гаврилов отслужил срочную службу в Красной Армии, но вскоре был снова призван на летние сборы по переподготовке в лагерь возле Святогорска, где он и услышал по радио заявление Советского правительства о вероломном нападении нацистской Германии на СССР.

Григорий Ефимович Гаврилов с супругой Полиной Алексеевной. Парк металлургов, 1968 г.

Известно, что в начальный период войны Красная Армия уступала Вермахту почти по всем позициям. Немцы стремительно наступали. Отходя, наши войска совершали контратаки, но положение они почти не меняли. Весь 41 год на Украине инициатива была за немцами. Летом 42-го наши маршалы разработали контрнаступление под Харьковом. В нем участвовал и рядовой Гаврилов. Начало операции было удачным, но последствия ее оказались плачевными. Наши танковые армады, достигнув берегов Днепра, остались там на растерзание гитлеровцев, танкисты, испортив свои боевые машины, без литра солярки и с пустым боекомплектом были вынуждены отступать всего лишь с личным оружием. У солдат не оказалось патронов, одна винтовка была на несколько человек. Кольцо фашистов продолжало сжиматься, в котле оказались три армии. Генералитет эвакуировали на «кукурузниках». Полковники переодевались в форму рядовых и оставались с солдатами. Провал наступления был ошеломляющим. Вырваться из окружения не представлялось возможным, все попытки пробиться к своим терпели неудачу. В результате — плен.

...Немцы отдали приказ на построение. Прозвучала команда: «Командиры и комиссары, из строя вон!» Вышедшие были расстреляны тут же перед строем. «Братцы, не выдавайте!» - умоляюще шептали оставшиеся в строю среди солдат. Боевых офицеров, прошедших с бойцами от германской границы, судьба пощадила, а со служаками и выскочками она поступила иначе.

В закрытом душном вагоне без воды и еды оказался Григорий со своими побратимами по дороге в Германию уже через некоторое время. Конечным пунктом эшелона оказался лагерь смерти Бухенвальд. Умиравшим был уготован крематорий, трубы которого дымили постоянно. Попытки к бегству пресекались по-зверски — на беглецов натравливали собак, над ними издевались, в конце концов из замордовывали перед строем. Ужасы содержания заключенных не оставляли крематорий пустующим, шансы выжить в лагере были практически равны нулю. Была распространена агитация за РОА. Записываться во власовскую армию Григорий Ефимович отказался категорически, за что несколько раз был подвергнут экзекуции.

Как потомственный крестьянин, Григорий был отправлен на грязные подсобные работы к местному бауэру. Эта работа спасла жизнь не только ему, но и многим другим заключенным, поскольку иногда удавалось пронести в лагерь кусочки брюквы из рациона хозяйских свиней.

Война подходила к концу, и когда Григорий увидел американцев, его искренне удивил цвет кожи некоторых из них. Не понимая, в чем дело, он посоветовал им умыться. Те, смеясь белозубой улыбкой, дружно распахнули свои форменки. Так впервые в жизни Григорий встретил негров.

Американцы искренне советовали нашим бойцам не возвращаться в советскую зону оккупации. Изречение наших властей «у нас нет военнопленных, у нас есть изменники Родины» было вероятно известно и союзникам. Поэтому некоторые таки подались в Западную Европу и за океан в надежде найти счастье далеко от Родины. Основная же масса пожелала вернуться в СССР, считая себя ни в чем не виноватыми. Так думал и Григорий Ефимович, и совершенно напрасно. В спецотделе зоны советской оккупации на него направили свет настольной лампы и начали задавать каверзные вопросы: «Почему оказался у немцев? Почему не застрелился и не закололся?» Ответы: «Не было патрона и штыка», - в оправдание не принимались. Приговор был быстр и несправедлив: каторжные работы на Никитовском ртутном комбинате, где Григорий оставил здоровье и, в частности, зубы.

Отмотав весь срок, наш узник уже советского лагеря был отправлен в Константиновку с поражением в правах. Работал на КМЗ им. Фрунзе, в прокатном цехе и в ЭПСе. Будучи пенсионером, работал электриком, а заодно — плотником и стекольщиком в пионерском лагере им. Артема. Робу каторжника он сохранил и изредка показывал ее своим детям.

Как-то в одно теплое утро на квартиру к Г.Е. Гаврилову пожаловал целый пионерский отряд с горном и барабаном. Пионервожатая вместе с представителем городской администрации торжественно зачитали ветерану постановление о его полной реабилитации и праздничный указ о возвращении боевых медалей. Угостив детвору конфетами «подушечками» (других в доме не оказалось) Григорий Ефимович устало и грустно вздохнул.

Он скончался весной 1983 года и был похоронен на немецком кладбище, какое находится в черте нашего городского, что возле подстанции «Майская».

Немецкое кладбище появилось после войны, на нем хоронили заключенных концлагерей, находившихся на поселке завода им. Фрунзе. Возле поликлиники горбольницы № 2 был лагерь гражданских лиц, вывезенных из Германии. Обращение тут было соответствующее: умерших выносили на шинелях и хоронили ночью. Скудный паек женщины и молодые парни - почти дети - не получали полностью: «Зачем перекармливать гитлеровских прихвостней?» Концлагерь с бараками за УТОСом был предназначен для военнопленных. Те не давали себя в обиду, ходили без конвоя, старательно выполняли задания, наши люди этому только удивлялись. Вымощенная дорога от центрального входа в парк металлургов мимо главной конторы завода и бывшего завкома до бывшей столовой № 6 — это их рук дело, она не рушится до сих пор.

После возвращения немцев в Германию квартиры и бараки заключенных были отданы семьям победителей.

При рытье могилы для Григория Ефимовича Гаврилова на глубине 0,5 метра были обнаружены останки молодого (все зубы целые) и высокорослого немца. Их сложили рядом с гробом Г.Гаврилова. Так свершилось примирение противников - простых людей, брошенных своими вождями в ту страшную авантюру.

В.Козаков.

Р.S. Возможно со временем 9 мая, наконец, выделят из бесчисленного множества различных праздников, заполонивших весь календарь, и поставят над всеми, утвердив его Днем Памяти и Скорби, а то ведь нашему издерганному народу работающий лифт и наличие воды в кране порой бывает ближе, чем очередной государственный праздник.