На многотысячных демократических митингах, еженедельно проходивших в Москве, часто в Лужниках, я не был ни разу. И потом, на огромном вещевом рынке, возникшем вокруг Лужи в начале девяностых, был раз или два, поэтому ассоциации у меня с главным стадионом Союза чисто футбольные.
Сейчас он неудачно реконструирован. Его накрыли крышей, но не подумали о вентиляции. А на старой Луже лучше всего было смотреть футбол поздней осенью, когда рано смеркается. Мощные прожектора заливали арену таким ярким светом, что достигалась контрастность, недостижимая для телевидения. Главное, потеплее одеться, и тогда кайф от снежинок в ярких лучах прожекторов будет абсолютным. Кристально чистый воздух, легкий мороз, зеленый газон, отличная видимость, хоровод снежинок, бело-красные рвут 5 : 0 каких-то датчан, а у тебя - никаких проблем и забот. Такого удовольствия, как от этого выигрыша «Спартака» в средине 1980-х, я на футболе не получал уже никогда.
****
На защиту Белого дома 19 августа 1991 года я не пошел. Не люблю массовок. А дело было так...
****
С утра 19-го по Ленинскому проспекту прошли по направлению к центру танки. Войдя в салон автобуса, я громко и демонстративно высказался о «придурках» из ГКЧП. Народ безмолвствовал. Один мужичок за 30 что-то хотел сказать, но жена торопливо вытолкнула его из автобуса.
От этого въевшегося в кожу страха было не по себе. Вообще, то, что назвали «защитой Белого Дома» было делом 15 тысяч человек. Т.е. днем там могло протестовать или тусить (тогда говорили «тусоваться») и сто тысяч. Но штурма ждали ночью, и те, кто оставались на ночь — это были антикоммунистически настроенные и готовые к аction directe, к прямой, а не опосредованной демократическими процедурами (например, голосованием) защите своего политического, но больше нравственного, выбора. Это были те самые 3%.
Выяви таких среди пленных в концлагере, - и для охраны оставшихся ста тысяч хватит дюжины охранников...
Остальная Москва жила абсолютно нормальной жизнью. Или по советской привычке делала вид, что не происходит ничего необычного. Подумаешь, революция. Что мы, развала страны не видали? Хотя приближающуюся руину могли рассмотреть не все. Виктор Цой смог. Нерв эпохи он выразил лучше других: «Я знал, что все будет плохо, но не думал, что так скоро».
****
У Белого дома я, за компанию с другом, Сергеем А., администратором одной из подмосковных рок-групп (коломенская АДО), оказался лишь 20 августа, днем. В воздухе повисло некое возбуждение, карнавальная атмосфера то ли революции, то ли бунта. Абсолютно та же атмосфера была и на Майдане 2004 года. В Баку в 1988, накануне Сумгаита, на центральной площади тоже стояла темная мужская толпа, там тоже что-то висело в воздухе, но это что-то изначально было зловещим, вызвавшим у меня едва не истеричное веселье.
Блок в 1917 назвал это «музыкой революции». Освятил образом Христа (поэма «Двенадцать»). А потом музыка закончилась. Когда Блок понял, что озвучил, то перестал писать стихи, а через год умер и сам.
****
У Белого Дома стояли танки. Экипажей 5-6 перешло на сторону народа. Стояли больше как декорация, боекомплекта в них не было. Подходы уже с 19 числа были перекрыты баррикадами.
На центральной баррикаде, на площади у моста через Москва-реку, развевался огромный желто-синий стяг Украины. Но к московским украинцам я так и не подошел. Был со своими друзьями.
****
В Москве я общался с украинскими журналистами — это все были молодые хлопцы лет 20-ти: стрингеры, ездившие по горячим точкам, Доценко, работавший на «Свободе» был чуть старше. Они зарабатывали прилично, и крышу иногда рвало. В основном у пьющего Доценко. Не забыть, как он, сидя на переднем сиденье такси, поливал шампанским московскую мостовую с криком: «Ось так гуляють українці!»
Приехав на родину, при нашей странноватой независимости, гражданство он получить не смог. Вернулся в Москву, где работал уже на немецкое радио. В 1990-х без колебаний сотрудничал с Чеченским информационным центром. Боец за Украину умер молодым в 2007-м.
Позвонив друзьям-журналистам, тогда можно было попасть на репортаж в реальном времени о движении советских воинских колонн по Прибалтике, или о штурме вильнюсского телецентра. А на следующий день по телевизору выступал Горбачев и говорил, что ничего не знал.
Простой студент в московской общаге у телефона-автомата, получается, знал больше лидера страны. Было ясно, что Горбачев уже врал нагло и абсолютно.
****
Уже возвращаясь, неподалеку от Белого дома, встретили глазеющего на плотную московскую толпу Константина Кинчева. Это было в двух шагах от магазина «Мелодия» на Новом Арбате. Мы уже решили следующую ночь, с 20 на 21, провести с защитниками, ехали в общагу поесть и одеться потеплее.
«Ты как?», - спросили Костю, кивнув головой в сторону резиденции Российского правительства. «Я тут рядом в гостях у друзей. Будем бухать, но ночью подойдем». Он не обманул. Я его действительно пару раз за ночь видел прогуливающимся в толпе.
****
Защитников Белого дома кормили, поили чаем. Один из моих знакомых, предприимчивый демократ из Белоруссии Юра вернулся 19 августа в общежитие за рюкзаком, и за пару ночей обороны набрал порядочный запас продуктов. В месте раздачи он бодро докладывал что-то вроде: «Баррикада лестницы на набережную. 26 человек». И получал сухой паек на отряд защитников. Он там примелькался, и продукты получал без проблем. Рюкзак, естественно, тащил к себе в комнату.
****
Вечером 20 в метро встретили нашего друга, хорошего археолога и человека Женю Саликова. Не раздумывая, он повернулся и пошел с нами на баррикады.
****
Утром, после победы, - сонные, уставшие, замерзшие, а оттого равнодушные, мы решили заехать к Жене попить чайку. Нас встретил дикий крик, смесь слез и боли его тещи: «Женя, как ты мог! Мы всю ночь не спали». Мы с Сергеем выскочили из квартиры как ошпаренные. Кто бы сказал, - не поверил, но на баррикадах в ту ночь было спокойнее, чем в тещиной квартире Жени утром...
****
Надо сказать, что публика у Белого дома собралась в ту ночь интеллигентнейшая. В силу специфичности моего образования, в голове у меня крутилось знаменитое выражение Бисмарка: «Революцию готовят гении, делают романтики, а ее плодами пользуются негодяи». Я точно не был гением, не стал после ее победы негодяем. А вот насчет романтики...
О вооруженном сопротивлении, если бы был штурм, не могло быть и речи. Я попробовал прикинуть, в какую щель можно юркнуть, если что... Выходило, что некуда. Я вовсе не был романтиком.
Мы стояли где-то за мостом, за баррикадой во второй линии. Постоянно циркулировали слухи. Вообще, с информацией в Москве, в отличие от остальной страны, было хорошо. Сразу после путча образовался пул запрещенных газет, которые моментально напечатали речь Ельцина на танке. А еще было «вражеское радио». И многое другое.
Автоматные очереди были слышны, а вот сама стычка с бронетехникой на Садовом кольце была от нас далековата. Какое-то время все были напряжены, а потом по рядам пронеслось, что победа за нами.
****
День 22 августа я запомнил плохо. Во-первых, ночью я прогулял свою работу. Я мыл тогда станцию метро «Проспект Вернадского» по ночам машиной после закрытия движения. Пришел на работу, говорю: «Прогулял. Был у Белого Дома». «Ну, и ладно», - говорят. «Помнишь, когда у тебя следующая смена?».
****
Ранним утром у Белого Дома мы снова столкнулись с Кинчевым. Сережа А. уже был одержим идеей организации концерта на ступенях Белого Дома. Еще не пошел первый поезд метро, ничего не ясно было ни с установкой сцены, ни с разрешением на концерт, но согласие первого участника концерта мы получили. С Сережей я и проездил весь день, собирая музыкантов. Мобильных телефонов еще не было. Правда, были телефоны-автоматы.
В организации концерта приняло участие множество народа. Но креатив был Сережин. Что бы кто потом ни говорил. В каком-то смысле над его головой ангел-хранитель руку держал. Он и миллионером потом стал, удивляя друзей и лишь по его бизнесу знавших Сергея людей. Они не понимали: «Как он вообще может деньги зарабатывать?»
В памяти осталось немногое. Категорический отказ от участия в концерте лидера «Крематория» Армена Григоряна. Удививший меня отказ Александра Лаэртского. Согласие Макаревича, хотя дома мы его не застали.
****
На концерт пришли незадолго до начала. Люди еще толкались у Белого дома, но карнавала уже не было. И так возбуждавший Блока революционный драйв окончился. Вдруг обнажилась та «мерзость запустения», которую оставляют после себя миллионные толпы. Ковер из мусора.
Андрей Горохов из АДО был оживлен, но ночью его не было. И он весь был в своем предстоящем выступлении. А я начал уходить на свою волну.
****
Сцена была устроена на огромной лестнице, спускающейся от Белого Дома. Музыканты и их друзья толпились на той же роскошной мраморной летнице, но за сценой, чуть выше. По традиции перед началом концерта разминались пивом и водочкой. Я лишь пригубил и поплыл. Бессонная ночь, а потом еще день на ногах... Запомнил дружелюбного, переходящего от группы к группе Андрея Макаревича. Запомнил стоящих особняком и не смешивающихся с толпой хард-рокеров из «Морального кодекса». Они выступали вторыми. Это было идеально сыгранное, добившееся абсолютного попадания в ритм и такт каждого музыканта выступление. Ну и вокал Сергея Мазаева, пришедшего из великого «Автографа». Сыграли, собрали инструменты, и ни с кем не общаясь, ушли. Абсолютный профессионализм. В том, что случилось позднее, участия они не принимали.
****
А задавал тон какой-то урод-конферансье из «Коррозии металла». Он успевал и глумливо вести концерт, и метаться за кулисами. Он же разрешил проблему, мучавшую всех. Туалета не было, а хотелось всем.
Вот этот конферансье с возгласом: «Мужики, делай, как я», подскочил к парапету, и расстегнул ширинку. За ним это стали делать все. Испытал облегчение и я, грешный.
Все. Пазл сложился. Революция закончилась, и началось время негодяев. Символика сцены меня поразила. Народ, снизу вверх внимающий кумирам, и струйка нечистот, льющаяся по ступеням на «пресичных»...
Дальше я уже думал лишь о том, чтобы добраться до кровати. Концерт меня больше не интересовал.
И.Бредихин, преподаватель КВПУ.
