Продолжение. Начало в №№ 13 - 15.
В начале зимы нашими строителями по приказу были построены в каждом помещении печи, которые топились углем. Так как мы на раздачу угля никогда не попадали (возможно потому, что лагерные офицеры везли уголь прямо к себе домой, в доставке я однажды принимал участие), так вот, мы были вынуждены научаться уголь «организовывать», точнее, воровать.
Весной печи регулярно разбирались. Трудно сказать, зачем, может быть из-за нехватки свободного пространства в помещениях, возможно, чтобы мы не вздумали что-то готовить для себя. Мы всегда удивлялись этому мартышкиному труду...
Печь имела большую металлическую пластину, на которой мы могли варить еду, если у нас для этого хоть что-нибудь было в наличии. Чаще всего мы жарили, точнее, сушили липкий хлеб из половы и кукурузы, который потом смазывали подсолнечным маслом (или рыбьим жиром, украденным русскими на кожевенном предприятии, и потом продаваемом нам на базаре, который находился перед нашим лагерем). Так же мы пекли оладьи (маленькие лепешки). В худшие времена русские женщины продавали лепешки из картофельных очисток, которые они «организовывали» на свалках, находившихся при столовых, мы могли эти лепешки покупать на базаре, но наши лагерные умельцы быстро научились и воровству очисток, и тому, как из них печь лепешки.
В лагерном дворе были построены весной две печи, на которых целый день что-то варилось. При наличии тысячи человек, то было «каплей на горячем камне». У кого был котелок или какой-нибудь иной сосуд, который можно было поставить на печь, тот должен был старательно его охранять. Стоило отвлечься, - и посудина исчезала или передвигалась с середины на край, где температура была, конечно, не такой высокой, так вот и ждали мы часами, пока можно было свою посудину поставить на печь.
Глава IV
Много чего мы варили. Фасоль. «Кандер» - мука и вода - можно было, если имелось, добавлять в варево кукурузную муку по вкусу, изредка мы варили даже картошку.
У нас была даже электрическая печь, которую смастерил наш мастер-электрик из того, что можно было отыскать и стащить. Доктор наук, господин Шнайдер, ветеринар, долгое время работавший с лошадьми (коневодом), каждый вечер до глубокой ночи варил что-нибудь на своем «изобретении», спрятав его под нарами, так как, не дай Бог, если бы это чудо обнаружил дежурный офицер охраны. Запрещение было строгим, но контролировалось его исполнение не каждый день, да и делалось это не неожиданно. Как правило, мы узнавали о грядущей проверке и принимали необходимые меры предосторожности.
Господин Филп где-то (в совхозе?) ставил ловушки и регулярно приносил добычу – сусликов, он их в лагере, под нарами, на электрической плитке варил.
Это, собственно, означало иллюстрацию к характеристике типа, развившегося в этих условиях: не наученный нищенствовать. Здесь нужда сделала нас сообразительными. Искусство выживания было усовершенствовано и востребовано, как говорят.
(Мы опускаем в этой главе попытку автора поведать читателям о географическом положении Донецкой области, о ее истории, о промышленности Донецкого края).
Через два дня после нашего прибытия в город, это случилось 2 января 1945 года, мы были переданы директору металлургического завода им.Фрунзе, «начальнику». Сам процесс был для нас несколькими часами мучительного ожидания, стояния на холоде. Я попал в качестве «механика» в механический цех, к начальнику цеха по имени Мороз. После утренней побудки, за которую нес ответственность переводчик (погоняла), во время которой каждый рычал на свой лад, и все шло через пень-колоду, как говорят, мы должны были быстро одеться и построиться (по сигналу гонга). Для умывания у нас не было воды и туалетных принадлежностей. Наши зубные щетки, взятые из дома, скоро пришли в негодность (у нас тогда еще не было новых щеток зубных, самодельных), мы применяли для чистки зубов собственные пальцы, а вместо пасты – обычное мыло.
После этого мы должны были построиться – в ряду по четыре человека - группами по профессиям (цехам), например: механики, литейщики и т д. За каждый большой блок был ответственен один погоняла. Нас несколько раз пересчитывали, пока результат пересчета не совпадал с контрольной цифрой. Позже являлись вооруженные русские солдаты сопровождения – чаще два - один шел впереди, второй – в хвосте колонны. Переводчик был чаще всего тоже здесь. Охраняемые ворота открывались, колонна приходила в движение, направляясь на завод им.Фрунзе, а это - 1-1,2 км.
Около фабричных ворот группы разделялись, соответственно, по рабочим местам. На свое рабочее место мне нужно было идти больше 1 км.
В начале зимы нашими строителями по приказу были построены в каждом помещении печи, которые топились углем. Так как мы на раздачу угля никогда не попадали (возможно потому, что лагерные офицеры везли уголь прямо к себе домой, в доставке я однажды принимал участие), так вот, мы были вынуждены научаться уголь «организовывать», точнее, воровать.
Самодельный портсигар автора дневника. Подпись под фотографией в дневнике: «Изготовлен господином Фридрихом Гроссом / трудовой лагерь «Цинкфабрик»/ Константиновка».
Весной печи регулярно разбирались. Трудно сказать, зачем, может быть из-за нехватки свободного пространства в помещениях, возможно, чтобы мы не вздумали что-то готовить для себя. Мы всегда удивлялись этому мартышкиному труду...
Печь имела большую металлическую пластину, на которой мы могли варить еду, если у нас для этого хоть что-нибудь было в наличии. Чаще всего мы жарили, точнее, сушили липкий хлеб из половы и кукурузы, который потом смазывали подсолнечным маслом (или рыбьим жиром, украденным русскими на кожевенном предприятии, и потом продаваемом нам на базаре, который находился перед нашим лагерем). Так же мы пекли оладьи (маленькие лепешки). В худшие времена русские женщины продавали лепешки из картофельных очисток, которые они «организовывали» на свалках, находившихся при столовых, мы могли эти лепешки покупать на базаре, но наши лагерные умельцы быстро научились и воровству очисток, и тому, как из них печь лепешки.
В лагерном дворе были построены весной две печи, на которых целый день что-то варилось. При наличии тысячи человек, то было «каплей на горячем камне». У кого был котелок или какой-нибудь иной сосуд, который можно было поставить на печь, тот должен был старательно его охранять. Стоило отвлечься, - и посудина исчезала или передвигалась с середины на край, где температура была, конечно, не такой высокой, так вот и ждали мы часами, пока можно было свою посудину поставить на печь.
Глава IV
Много чего мы варили. Фасоль. «Кандер» - мука и вода - можно было, если имелось, добавлять в варево кукурузную муку по вкусу, изредка мы варили даже картошку.
У нас была даже электрическая печь, которую смастерил наш мастер-электрик из того, что можно было отыскать и стащить. Доктор наук, господин Шнайдер, ветеринар, долгое время работавший с лошадьми (коневодом), каждый вечер до глубокой ночи варил что-нибудь на своем «изобретении», спрятав его под нарами, так как, не дай Бог, если бы это чудо обнаружил дежурный офицер охраны. Запрещение было строгим, но контролировалось его исполнение не каждый день, да и делалось это не неожиданно. Как правило, мы узнавали о грядущей проверке и принимали необходимые меры предосторожности.
Господин Филп где-то (в совхозе?) ставил ловушки и регулярно приносил добычу – сусликов, он их в лагере, под нарами, на электрической плитке варил.
Это, собственно, означало иллюстрацию к характеристике типа, развившегося в этих условиях: не наученный нищенствовать. Здесь нужда сделала нас сообразительными. Искусство выживания было усовершенствовано и востребовано, как говорят.
Родина по принуждению
(Мы опускаем в этой главе попытку автора поведать читателям о географическом положении Донецкой области, о ее истории, о промышленности Донецкого края).
Через два дня после нашего прибытия в город, это случилось 2 января 1945 года, мы были переданы директору металлургического завода им.Фрунзе, «начальнику». Сам процесс был для нас несколькими часами мучительного ожидания, стояния на холоде. Я попал в качестве «механика» в механический цех, к начальнику цеха по имени Мороз. После утренней побудки, за которую нес ответственность переводчик (погоняла), во время которой каждый рычал на свой лад, и все шло через пень-колоду, как говорят, мы должны были быстро одеться и построиться (по сигналу гонга). Для умывания у нас не было воды и туалетных принадлежностей. Наши зубные щетки, взятые из дома, скоро пришли в негодность (у нас тогда еще не было новых щеток зубных, самодельных), мы применяли для чистки зубов собственные пальцы, а вместо пасты – обычное мыло.
После этого мы должны были построиться – в ряду по четыре человека - группами по профессиям (цехам), например: механики, литейщики и т д. За каждый большой блок был ответственен один погоняла. Нас несколько раз пересчитывали, пока результат пересчета не совпадал с контрольной цифрой. Позже являлись вооруженные русские солдаты сопровождения – чаще два - один шел впереди, второй – в хвосте колонны. Переводчик был чаще всего тоже здесь. Охраняемые ворота открывались, колонна приходила в движение, направляясь на завод им.Фрунзе, а это - 1-1,2 км.
Около фабричных ворот группы разделялись, соответственно, по рабочим местам. На свое рабочее место мне нужно было идти больше 1 км.
Перевод С.Турчиной.
Продолжение следует.
Продолжение следует.
