Продолжение. Начало в №№ 13 - 27.
У меня была ночная смена. До 21 часа мы лежали на нарах. Последние часы все были в раздумьях о родных и любимых. Это было тяжело, праздновать Рождество в таких условиях. Мне хотелось плакать, но, к счастью, не хватило на слезы времени. Пришел господин Коннерт, «комендант лагеря», и просвистел: «Подъем!» - для тех, кто работать шел в ночную смену. «Объявление», - прокричал он. Через десять минут гонг объявил сбор. Думалось: пусть столько вагонов придет на разгрузку, чтобы не осталось времени для боли, тоски по Родине.
Мы пробыли на заводе едва ли 20 минут, прибыли два состава с рудой и углем. Ну и работы же было! Утром мы разгрузили вручную два вагона.
Наконец – праздничный вечер после ночной смены. Мы пришли домой за полночь. Я «сэкономил», чтобы не ложиться спать голодным, порцию хлеба. Несмотря на меховые рукавицы, пальцы окоченели, я не мог отрезать кусочек хлеба, не мог держать нож. Во время этой процедуры нож соскользнул и поранил палец сантиметров на 6 до кости. Кровь не текла, так как температура тела была низкой. Перевязал носовым платком. На следующий день пошел на работу. Жуткий холод! Сколько градусов? Я в России ни разу не видел термометр, он, очевидно, почитался ненужной роскошью.
Стемнело, последний вагон был почти разгружен, на сегодня не было заявлено о прибытии нового, мы устроились на отдых, время от времени ходили к печи согреться. Подошла моя очередь. Я согрелся, почувствовал странный жар в левой руке. Когда я повернулся к огню, жар усилился, я попытался стащить меховую перчатку, но увидел, что рука залита кровью. Было около 22 часов, мне посоветовали сходить в фабричную клинику, она была не далеко ,и я последовал совету.
Там русская медсестра промыла руку теплой водой, потом продезинфицировала рану, соединила рассеченную ткань стальной скрепкой и наложила старательно и осторожно бинт с ватой. Когда все было сделано, она улыбнулась: «Сегодня ты можешь свои вещи, оставленные в хранилище «за ненадобностью» вернуть» - чемодан с деньгами и вещами, привезенными в феврале 1945 года в лагерь. Получилось, что доступа к своим вещам мы ждали больше года.
Через 2-3 месяца, весной 1947 года ,я страшно простудился, а случилось это так :После оттепели талой воды было очень много, стоков не было. Я работал в экспедиции, обвязывал вместе с другими полные вагоны проволокой, чтобы все двери и открывающиеся боковые стенки были хорошо закреплены. Пустые вагоны мы мели, двери и боковые стенки вагонов крепко-накрепко закрывали и тоже страховали от распахивания проволокой. Мы этой приятной работой занимались 8 часов. Между рельсами. Ночью грянул мороз. Вода между рельсами замерзла, но лед был тонкий, и мы проваливались - по щиколотку в воде проработали смену. Обувь была неплотная, сама сохла неделю, не меньше, так как постоянно была мокрой, а галоши были не глубокие.
Неделю я пролежал в санчасти, когда составился неожиданно транспорт для больных, который должен был отправляться домой. Но мое состояние и температура не были достаточно серьезными, кроме того, до этого заболевания я был совершенно здоров, да и принадлежал к самым молодым, так что много надежды было на мое скорое выздоровление, как и на старательную рабочую силу! И, конечно, у врача были больные гораздо серьезней, да и случаи более трагические.
Рождество 1946.
У меня была ночная смена. До 21 часа мы лежали на нарах. Последние часы все были в раздумьях о родных и любимых. Это было тяжело, праздновать Рождество в таких условиях. Мне хотелось плакать, но, к счастью, не хватило на слезы времени. Пришел господин Коннерт, «комендант лагеря», и просвистел: «Подъем!» - для тех, кто работать шел в ночную смену. «Объявление», - прокричал он. Через десять минут гонг объявил сбор. Думалось: пусть столько вагонов придет на разгрузку, чтобы не осталось времени для боли, тоски по Родине.
Мы пробыли на заводе едва ли 20 минут, прибыли два состава с рудой и углем. Ну и работы же было! Утром мы разгрузили вручную два вагона.
Наконец – праздничный вечер после ночной смены. Мы пришли домой за полночь. Я «сэкономил», чтобы не ложиться спать голодным, порцию хлеба. Несмотря на меховые рукавицы, пальцы окоченели, я не мог отрезать кусочек хлеба, не мог держать нож. Во время этой процедуры нож соскользнул и поранил палец сантиметров на 6 до кости. Кровь не текла, так как температура тела была низкой. Перевязал носовым платком. На следующий день пошел на работу. Жуткий холод! Сколько градусов? Я в России ни разу не видел термометр, он, очевидно, почитался ненужной роскошью.
Стемнело, последний вагон был почти разгружен, на сегодня не было заявлено о прибытии нового, мы устроились на отдых, время от времени ходили к печи согреться. Подошла моя очередь. Я согрелся, почувствовал странный жар в левой руке. Когда я повернулся к огню, жар усилился, я попытался стащить меховую перчатку, но увидел, что рука залита кровью. Было около 22 часов, мне посоветовали сходить в фабричную клинику, она была не далеко ,и я последовал совету.
Там русская медсестра промыла руку теплой водой, потом продезинфицировала рану, соединила рассеченную ткань стальной скрепкой и наложила старательно и осторожно бинт с ватой. Когда все было сделано, она улыбнулась: «Сегодня ты можешь свои вещи, оставленные в хранилище «за ненадобностью» вернуть» - чемодан с деньгами и вещами, привезенными в феврале 1945 года в лагерь. Получилось, что доступа к своим вещам мы ждали больше года.
Глава 14.
Через 2-3 месяца, весной 1947 года ,я страшно простудился, а случилось это так :После оттепели талой воды было очень много, стоков не было. Я работал в экспедиции, обвязывал вместе с другими полные вагоны проволокой, чтобы все двери и открывающиеся боковые стенки были хорошо закреплены. Пустые вагоны мы мели, двери и боковые стенки вагонов крепко-накрепко закрывали и тоже страховали от распахивания проволокой. Мы этой приятной работой занимались 8 часов. Между рельсами. Ночью грянул мороз. Вода между рельсами замерзла, но лед был тонкий, и мы проваливались - по щиколотку в воде проработали смену. Обувь была неплотная, сама сохла неделю, не меньше, так как постоянно была мокрой, а галоши были не глубокие.
Неделю я пролежал в санчасти, когда составился неожиданно транспорт для больных, который должен был отправляться домой. Но мое состояние и температура не были достаточно серьезными, кроме того, до этого заболевания я был совершенно здоров, да и принадлежал к самым молодым, так что много надежды было на мое скорое выздоровление, как и на старательную рабочую силу! И, конечно, у врача были больные гораздо серьезней, да и случаи более трагические.
Герхард Серватиус.
Перевод С.Турчиной.
Продолжение следует.
Перевод С.Турчиной.
Продолжение следует.