Во всю полыхает гражданская война. На окраину городка врывается конный разъезд атамана Махно. В это время отрок Андрей берет у местного священника урок основ бухгалтерского дела. Махно лично руководит досмотром помещений. Увидев паренька за столом возле окна, он остановился. Какое-то мгновение атаман изучающе смотрит на него. Впервые Андрей видит так близко перед собой известного человека.
Небольшого роста, в кожанке, с нагайкой за голенищем, он был отнюдь не страшен. Запомнились его длинные шелковистые волосы, высокая папаха благородного с сединой меха и особенно глаза: скорее школьного учителя, чем атамана, из-под насупленных бровей - зоркие и внимательные.
Тишину нарушил батюшка:
- Не чипай, Несторе, то мій учень!
Махно резко развернулся на каблуках и быстро покинул дом. Послышался галоп удаляющихся лошадей.
Сейчас точно не известно, в каком качестве пребывал в то время Нестор Иванович, был ли он краснознаменным командармом, или произведен в бандиты после того, как наотрез отказался выполнить приказ самого Троцкого, председателя Реввоенсовета Республики, - отправить свои украинские крестьянские отряды в далекие соленые прикаспийские степи на разгон тамошних калмыков.
К чести Махно надо отметить, что он уважительно относился к православным храмам, по образам и алтарю из нагана не стрелял, прихожан взашей из церкви не выталкивал, крестов и колоколов не срывал. Это делали потом ублюдки новой формации - с пьяными оргиями, разборками и мордобоем.
Не секрет, что великий химик Д.Менделеев на досуге клеил чемоданы. Махно, кроме революции, занимался селекцией домашней птицы, и можно уверенно утверждать, что бройлеры и знаменитые “ножки Буша” - изобретение отнюдь не американское. Зря наши великие голодранцы замалчивали этот очевидный факт столько лет.
В большое константиновское село привезли кино. Не успели коробки с лентами оказаться в клубе, как весть об этом облетела все дворы. Вечером к дому культуры начал стягиваться народ. Бабы и девки повязали новые косынки, накрасили губы. Мужики и парни наваксили башмаки, вместо махорки лихо заломили сельповские папиросы. Детвору усадили прямо на пол у самого экрана – здесь и звук хороший, и все видать, если повыше задрать голову. Приносить семечки возбранялось. Нарушителей удаляли из зала, включив свет и остановив просмотр. Раздавалась недовольная брань, стук откидных сидений и входных дверей. Если случались перебои с показом, киномеханика дружно и громко обзывали “сапожником”, и его мотоцикл мог запросто оказаться в канаве за дальним коровником.
Последним в зал заходит парторг – в классическом галстуке горошком на резиновой удавке. Гаснет свет, идет фильм о гражданской войне. В одном из эпизодов, где Нестор Махно на весь экран, обращаясь в зал, громко сказал: “Де Чередник? Де касса? Де Чередник, я питаю?” – поднимается со своего сидения сухощавый старичок и, воздев руки к экрану, кричит: “Тут я, батько, тут твій Чередник! Батько! Батько!” Дед забыл себя колхозным скотником и в мыслях стал опять товарищем атамана, его верным казначеем. Зал взорвался хохотом, старик умылся скупой слезой, а парторг сказал то, что говорят в таких случаях все парторги.
Набравшись профессионального опыта, Андрей Тихонович работает в Константиновке бухгалтером “Цинкостроя”. По возвращении в Изюм, он был вызван в один из властных кабинетов. Серьезный начальник в диагоналевых галифе долго объяснял политическую обстановку. Оказалось, что везде орудуют банды двурушников, саботажников, иностранных шпионов и прочих извергов. Сознательные граждане должны выявлять и искоренять всех и вся. Давая деньги на расходы, он потребовал от Андрея быть начеку.
Ночью были арестованы два соседа, активист, оратор был усажен рядом с тружеником, напрягавшимся на клочке земли из всех сухожилий, чем и перебивался с хлеба на воду.
Андрея вызвал человек в галифе.
- Пиши поручительство на активиста, - сказал он.
Андрей поручился за обоих, чем вызвал гнев большого начальника, а после того, как стало известно, что Андрей истратил казенные деньги и не написал ни одного доноса, было приказано сдать партбилет тут же. Впоследствии он отказался признать вину и писать покаянное письмо в обмен на партбилет.
Издавна предкам Андрея, согласно чину воинской службы, было даровано дворянство. Однако прелестей и привилегий от этого не было, предки не прогибались во дворцах, не делали подобострастных пируэтов на паркете высоких кабинетов, а служили Отечеству верой и правдой. Андрей решил нести свой крест сам и не нарушать фамильных традиций, а неприятности ему были обещаны в ближайшем будущем.
Слова начальника не разошлись с делом. Финал простой: арест, «тройка», тюрьма.
Начальник тюрьмы не был сиюминутной выскочкой, он представлял собой старую ленинскую гвардию, познавшую этапы, централы, царскую каторгу.
Просмотрев дело нового зэка, он приказал принять ему тюремные бухгалтерские дела. Андрей подбил баланс, сделал отчет. После того, как он был принят и одобрен свыше, начальник тюрьмы понял, с кем имеет дело. Режим для Андрея был смягчен, он мог свободно передвигаться по всему учреждению, обедать с начальником в его кабинете. По праздникам жена начальника приносила свою стряпню, всякие разносолы да заветный графинчик, и все рдела, когда ее хвалили.
Незаметно кончился срок. Несмотря на указания всем добавлять его, для Андрея этого не было сделано, а лишь предложено работать на условиях найма. Но Андрею Тихоновичу хотелось домой. На КПП караул взял под козырек.
Уже этого заведения нет и в помине. Оно кануло в Лету вместе с системой, его породившей.
Главной достопримечательностью города Изюма является, конечно же, гора Кремянец – грустный побратим всем известной в Донбассе и за его пределами Саур-Могилы. Вид города и его окрестностей с Кремянца впечатляет. Сам Изюм строился как южный форпост государства Российского. Не взлохмачивайте старые исторические книги, вспомните известный фильм “Иван Васильевич меняет профессию”. Изюмский шлях был хорошо известен уже во времена Ивана Грозного.
Блестит река Северский Донец, охватывая город словно серебряной подковой, играет солнечный луч в куполах старинных допетровских церквей, а вдали, насколько охватит взгляд, виден лес темно-зеленый и когда-то дремучий. Здесь водились даже медведи, да только давно это было. Хотя охотников здесь хватало во все времена.
Когда переведешь взгляд вправо, вдалеке хорошо видны Святые горы Святогорской лавры и присоединившийся к ним и изгнавший из-под себя небольшую церквушку, и оттого, еще более кажущийся нелепым, памятник–кубоформат борцу за мировую революцию.
Скульптор Иван Кавалеридзе не старался достичь в работе портретного сходства с кем-либо, и поэтому памятник посвящен всем пламенным революционерам, и Федору Сергееву, и Соломону Урицкому, и Лазарю Кагановичу.
Созерцая с горы, где небо кажется еще выше, на небольшой, в общем, городишко, иногда хочется стать на минуту волшебником и убрать бетонные коробки цехов, согнать этих зловонных, жужжащих, вездесущих бензиновых и дизельных четырехколесных мух с чистого и светлого лица города. И в наступившей звенящей тишине услышится лишь пение птиц, шелест кустов и деревьев, веселый смех детворы.
Вокруг огромное количество памятников, братских могил, павших в Великой войне. Чем воевали наши полководцы – числом или уменьем, когда посылали солдат на свои же минные поля? Наверное, было главное – создать неожиданность для противника.
С годами, все реже и реже находят останки наших солдат, не похороненных по-христиански. Многие погибли уже в первой атаке, не имея не только чинов и наград, денщиков, орденоносных фронтовых жен, а и простой винтовки. Хорошо хоть, что великие стратеги умерли, закончив свой генетический код, на руках благодарных наследников, увенчавших себя в бронзовых памятниках.
Помню, как когда-то давно, в детстве, сбегал я с горы к Донцу через маленькие окраинные улочки. Здесь не царствует жаргонная “феня”. Слышатся чистые русский и украинский языки. У ребенка здесь не отберут велосипед, просто так, за здорово живешь, вас не ударят оглоблей, не спустят с цепи блохастого кавказца. Дети здесь здороваются со старшими даже совсем незнакомыми. У любого двора можно остановиться, сорвать понравившийся фрукт и за вами никто не погонится, а предложат более спелый и сладкий. Здесь даже нельзя представить наших сегодняшних ребятишек, озорно потрусивших зеленых абрикос и потом долго отсиживающихся в бурьянах или лифтах близлежащих многоэтажек.
За последними хатами начинается древний лес, осенью похожий на расписной терем. На лужайке пасется лобастый теленок, подойдешь к нему, погладишь спину, - и он будет долго жалобно мычать вслед, дергая привязь и вытягивая замшевую коричневую с белыми пятнами шею. Вековые дубы, наверное, помнят, как отдыхал и прятался тут князь Игорь. Где-то в этих местах он со своей дружиной одержал несколько незначительных побед, потом был бит и бежал по берегу Донца. Местные следопыты находили места стоянок и боев княжеской дружины с половцами. Одно время стоял вопрос об установке памятника, но он до сих пор остался без ответа.
Быстро течет, подмывает песчаные берега, бурлит и пенится на излучинах и перекатах древний Донец – живительная артерия Донбасса. И кажется, здесь, в густой тени старого леса, притаилась вечность и смотрит на нас своим беспристрастным взглядом.
Небольшого роста, в кожанке, с нагайкой за голенищем, он был отнюдь не страшен. Запомнились его длинные шелковистые волосы, высокая папаха благородного с сединой меха и особенно глаза: скорее школьного учителя, чем атамана, из-под насупленных бровей - зоркие и внимательные.
Тишину нарушил батюшка:
- Не чипай, Несторе, то мій учень!
Махно резко развернулся на каблуках и быстро покинул дом. Послышался галоп удаляющихся лошадей.
А.Т. Козаков с супругой и детьми
Сейчас точно не известно, в каком качестве пребывал в то время Нестор Иванович, был ли он краснознаменным командармом, или произведен в бандиты после того, как наотрез отказался выполнить приказ самого Троцкого, председателя Реввоенсовета Республики, - отправить свои украинские крестьянские отряды в далекие соленые прикаспийские степи на разгон тамошних калмыков.
К чести Махно надо отметить, что он уважительно относился к православным храмам, по образам и алтарю из нагана не стрелял, прихожан взашей из церкви не выталкивал, крестов и колоколов не срывал. Это делали потом ублюдки новой формации - с пьяными оргиями, разборками и мордобоем.
Не секрет, что великий химик Д.Менделеев на досуге клеил чемоданы. Махно, кроме революции, занимался селекцией домашней птицы, и можно уверенно утверждать, что бройлеры и знаменитые “ножки Буша” - изобретение отнюдь не американское. Зря наши великие голодранцы замалчивали этот очевидный факт столько лет.
В большое константиновское село привезли кино. Не успели коробки с лентами оказаться в клубе, как весть об этом облетела все дворы. Вечером к дому культуры начал стягиваться народ. Бабы и девки повязали новые косынки, накрасили губы. Мужики и парни наваксили башмаки, вместо махорки лихо заломили сельповские папиросы. Детвору усадили прямо на пол у самого экрана – здесь и звук хороший, и все видать, если повыше задрать голову. Приносить семечки возбранялось. Нарушителей удаляли из зала, включив свет и остановив просмотр. Раздавалась недовольная брань, стук откидных сидений и входных дверей. Если случались перебои с показом, киномеханика дружно и громко обзывали “сапожником”, и его мотоцикл мог запросто оказаться в канаве за дальним коровником.
Мемориал на горе Кремянец
Последним в зал заходит парторг – в классическом галстуке горошком на резиновой удавке. Гаснет свет, идет фильм о гражданской войне. В одном из эпизодов, где Нестор Махно на весь экран, обращаясь в зал, громко сказал: “Де Чередник? Де касса? Де Чередник, я питаю?” – поднимается со своего сидения сухощавый старичок и, воздев руки к экрану, кричит: “Тут я, батько, тут твій Чередник! Батько! Батько!” Дед забыл себя колхозным скотником и в мыслях стал опять товарищем атамана, его верным казначеем. Зал взорвался хохотом, старик умылся скупой слезой, а парторг сказал то, что говорят в таких случаях все парторги.
Набравшись профессионального опыта, Андрей Тихонович работает в Константиновке бухгалтером “Цинкостроя”. По возвращении в Изюм, он был вызван в один из властных кабинетов. Серьезный начальник в диагоналевых галифе долго объяснял политическую обстановку. Оказалось, что везде орудуют банды двурушников, саботажников, иностранных шпионов и прочих извергов. Сознательные граждане должны выявлять и искоренять всех и вся. Давая деньги на расходы, он потребовал от Андрея быть начеку.
Ночью были арестованы два соседа, активист, оратор был усажен рядом с тружеником, напрягавшимся на клочке земли из всех сухожилий, чем и перебивался с хлеба на воду.
Андрея вызвал человек в галифе.
- Пиши поручительство на активиста, - сказал он.
Андрей поручился за обоих, чем вызвал гнев большого начальника, а после того, как стало известно, что Андрей истратил казенные деньги и не написал ни одного доноса, было приказано сдать партбилет тут же. Впоследствии он отказался признать вину и писать покаянное письмо в обмен на партбилет.
Издавна предкам Андрея, согласно чину воинской службы, было даровано дворянство. Однако прелестей и привилегий от этого не было, предки не прогибались во дворцах, не делали подобострастных пируэтов на паркете высоких кабинетов, а служили Отечеству верой и правдой. Андрей решил нести свой крест сам и не нарушать фамильных традиций, а неприятности ему были обещаны в ближайшем будущем.
Слова начальника не разошлись с делом. Финал простой: арест, «тройка», тюрьма.
Начальник тюрьмы не был сиюминутной выскочкой, он представлял собой старую ленинскую гвардию, познавшую этапы, централы, царскую каторгу.
Просмотрев дело нового зэка, он приказал принять ему тюремные бухгалтерские дела. Андрей подбил баланс, сделал отчет. После того, как он был принят и одобрен свыше, начальник тюрьмы понял, с кем имеет дело. Режим для Андрея был смягчен, он мог свободно передвигаться по всему учреждению, обедать с начальником в его кабинете. По праздникам жена начальника приносила свою стряпню, всякие разносолы да заветный графинчик, и все рдела, когда ее хвалили.
Незаметно кончился срок. Несмотря на указания всем добавлять его, для Андрея этого не было сделано, а лишь предложено работать на условиях найма. Но Андрею Тихоновичу хотелось домой. На КПП караул взял под козырек.
Уже этого заведения нет и в помине. Оно кануло в Лету вместе с системой, его породившей.
Главной достопримечательностью города Изюма является, конечно же, гора Кремянец – грустный побратим всем известной в Донбассе и за его пределами Саур-Могилы. Вид города и его окрестностей с Кремянца впечатляет. Сам Изюм строился как южный форпост государства Российского. Не взлохмачивайте старые исторические книги, вспомните известный фильм “Иван Васильевич меняет профессию”. Изюмский шлях был хорошо известен уже во времена Ивана Грозного.
Блестит река Северский Донец, охватывая город словно серебряной подковой, играет солнечный луч в куполах старинных допетровских церквей, а вдали, насколько охватит взгляд, виден лес темно-зеленый и когда-то дремучий. Здесь водились даже медведи, да только давно это было. Хотя охотников здесь хватало во все времена.
Когда переведешь взгляд вправо, вдалеке хорошо видны Святые горы Святогорской лавры и присоединившийся к ним и изгнавший из-под себя небольшую церквушку, и оттого, еще более кажущийся нелепым, памятник–кубоформат борцу за мировую революцию.
Скульптор Иван Кавалеридзе не старался достичь в работе портретного сходства с кем-либо, и поэтому памятник посвящен всем пламенным революционерам, и Федору Сергееву, и Соломону Урицкому, и Лазарю Кагановичу.
Созерцая с горы, где небо кажется еще выше, на небольшой, в общем, городишко, иногда хочется стать на минуту волшебником и убрать бетонные коробки цехов, согнать этих зловонных, жужжащих, вездесущих бензиновых и дизельных четырехколесных мух с чистого и светлого лица города. И в наступившей звенящей тишине услышится лишь пение птиц, шелест кустов и деревьев, веселый смех детворы.
Вокруг огромное количество памятников, братских могил, павших в Великой войне. Чем воевали наши полководцы – числом или уменьем, когда посылали солдат на свои же минные поля? Наверное, было главное – создать неожиданность для противника.
С годами, все реже и реже находят останки наших солдат, не похороненных по-христиански. Многие погибли уже в первой атаке, не имея не только чинов и наград, денщиков, орденоносных фронтовых жен, а и простой винтовки. Хорошо хоть, что великие стратеги умерли, закончив свой генетический код, на руках благодарных наследников, увенчавших себя в бронзовых памятниках.
Помню, как когда-то давно, в детстве, сбегал я с горы к Донцу через маленькие окраинные улочки. Здесь не царствует жаргонная “феня”. Слышатся чистые русский и украинский языки. У ребенка здесь не отберут велосипед, просто так, за здорово живешь, вас не ударят оглоблей, не спустят с цепи блохастого кавказца. Дети здесь здороваются со старшими даже совсем незнакомыми. У любого двора можно остановиться, сорвать понравившийся фрукт и за вами никто не погонится, а предложат более спелый и сладкий. Здесь даже нельзя представить наших сегодняшних ребятишек, озорно потрусивших зеленых абрикос и потом долго отсиживающихся в бурьянах или лифтах близлежащих многоэтажек.
За последними хатами начинается древний лес, осенью похожий на расписной терем. На лужайке пасется лобастый теленок, подойдешь к нему, погладишь спину, - и он будет долго жалобно мычать вслед, дергая привязь и вытягивая замшевую коричневую с белыми пятнами шею. Вековые дубы, наверное, помнят, как отдыхал и прятался тут князь Игорь. Где-то в этих местах он со своей дружиной одержал несколько незначительных побед, потом был бит и бежал по берегу Донца. Местные следопыты находили места стоянок и боев княжеской дружины с половцами. Одно время стоял вопрос об установке памятника, но он до сих пор остался без ответа.
Быстро течет, подмывает песчаные берега, бурлит и пенится на излучинах и перекатах древний Донец – живительная артерия Донбасса. И кажется, здесь, в густой тени старого леса, притаилась вечность и смотрит на нас своим беспристрастным взглядом.
Валерий Козаков, коренной константиновец.
